ЧЕЛОВЕК НА СВОЕМ МЕСТЕ

Зато, будучи по специальности охотоведом-экспертом высочайшего уровня, готов часами говорить о русской природе, о ее лесах, населяющих их животных и о своей работе в бессчетных охотничьих хозяйствах, разбросанных по всей стране. Он и сейчас не сидит без дела – продолжает писать книги об охоте и о животных, ведь Александр Иосифович знает об их лесной жизни и повадках больше, чем иной человек знает о самом себе. Не убить, а добыть – таким, считает Асиновский, должен быть основной принцип настоящего охотника.

Чтобы «добыть» хоть какие-то биографические справки об Александре Иосифовиче, мы обратились к его другу – свердловскому краеведу Михаилу Писанову (Прим. ред.).

Полистаем биографический справочник «Кто есть кто в русской охоте?», где впервые в истории отечественной культуры предпринята попытка собрать в едином издании данные соотечественников, начиная с середины ХIХ века и по настоящее время, жизнь и творческая деятельность которых тесно переплелись с увлечением охотой. У многих из них охота стала не только самым сильным увлечением, но и основной темой в созданных ими произведениях. Обратите внимание, рядом с кем в справочнике стоит наш свердловчанин.

АСИНОВСКИЙ Александр Иосифович (род. 26.07.1936 г.). Деятель общественного охотничьего движения, биолог-охотовед.

Родился в Ленинграде. Окончил Всесоюзный сельскохозяйственный институт заочного обучения. Член Московского областного общества охотников с 1955 года. Общий стаж работы в отрасли 50 лет. Почетный член Росохотрыболовсоюза. Член совета Королевского РООиР. Эксперт CIC по охотничьим трофеям. Автор «Положения об охотничьих трофеях в СССР».

АСТАФЬЕВ Виктор Петрович (1924–2001). Писатель и охотник.

Коренной сибиряк. Родился и жил последние годы в селе Овсянка под Красноярском. Воспитанник детского дома, рано начал работать. Участник войны. В произведениях писателя отразилась могучая природа сибирской тайги, раскрыты многочисленные образы сибиряков с особенностями характера, быта и нравов. Охотничья тема отражена в ряде его произведений: «Разговор со старым ружьем», рассказах «О чем ты плачешь, ель?», многочисленных этюдах цикла «Затеси». Лауреат Государственной премии СССР (1978 год).

Это страшное слово – война. 

До 44-го года жил Сашка в Ленинграде и было ему тогда 8 лет. 

Там погиб его отец, сестра умерла с голоду. В память мальчишки врезалась ее смерть. Она была на 2 года младше Шурки. От голода уже не могла выговаривать слова, а лишь жалобно стонала: «Хепца, хепца (хлебца)...» Уж потом парнишка узнал, что были в ту жестокую блокаду даже случаи людоедства... Голод, холод, мерзость, но ни у кого не возникало даже тени сомнения в Победе, что они все преодолеют.

А до этого… Лето 42-го. Младших Асиновских решили вывезти на Большую землю, но, к несчастью, их эшелон разбомбили. Мальчуган вспоминает: «Вечер, неожиданно поезд почему-то остановился в каком-то непонятном лесу. Я залезаю на верхнюю полку, смотрю в окошко, а со стороны заката идут два самолета, красиво идут, и не было тогда у меня чувства опасности...» Два мессершмита, два мессера («нож» по-немецки) пулеметными очередями врезались в тело поезда, в вагоне посыпались стекла, затрещала обшивка, раздались крики раненых... Воспоминания у Асиновского отрывочны, ведь вспоминать такое ужасно…

Саша не помнит, как они с сестрой добрались обратно домой, не помнит, кто их привел, на чем ехали. Когда вступили на порог, он был в чужой панаме, в чужих огромных ботинках... Мать их даже не узнала и спросила: «А вы к кому?» «Мама, ты чево? Это мы!» – с удивлением воскликнул мальчуган. 

Казалось, адов круг замкнулся, но... Еще ужасных два  года Саша жил в Ленинграде. Потом его забрали в детдом. Три года искала его мать... Судьба занесла их в Игарский район Красноярского края, в деревню Ермаково. Здесь главным досугом подростка стали тайга, суровая, но прекрасная северная природа, радиоприемник и, конечно же, книги. Немаловажную роль сыграл и круг общения деда со ссыльными, среди которых были даже академики. Уникальная память юноши впитала в себя целые пласты человеческого творчества: поэзии и прозы, музыки–опер и романсов, транслировавшихся по радио... Поразительно, когда не музыкант может помнить целые оперы.

Потом они с матерью переехали на Свердловку, где жили на Заречной, в красных домах, у нас он получил образование и редкую специальность: биолог-охотовед… 

Вместо заключения. Есть некие индивидуумы, которые говорят с пренебрежением о блокадниках и ветеранах: «Да, подумаешь…» Асиновский думает по-другому: «И когда на торжествах говорят о нашем геройстве в блокаду, я иногда возражаю. Не об этом надо говорить, не о том, что мы выжили, а о том, благодаря кому мы выжили – о наших матерях, о наших бойцах, стоявших на защите города и отстоявших его. Все было, было… Было голодно, но! Мы как-то не чувствовали тяжести. Ныне часто слышишь: кризис, вот заглянешь в холодильник, а он пуст. Нам не было куда заглядывать. Вот тебе осьмушка – 125 граммов хлеба из муки грубейшего помола в смеси с отрубями, опилками... Или картофельные очистки. Старшие как-то за малыми приглядывали, шефство брали, так вместе выжили. Но помнится и такое: когда мы шли в школу мимо рынка, то торговцы сразу боязливо прикрывали свой товар – детдомовские идут… Жизнь есть  жизнь, и она продолжается…».